Журнал "Редкие земли" встретился с Сергеем Мироновым, российским политическим и государственным деятелем, руководителем фракции партии "СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ" в Государственной Думе. Началось все с разговора об уникальной минералогической коллекции, которую Сергей Михайлович передал в дар Государственному геологическому музею им. В.И. Вернадского РАН, а закончилось актуальными вопросами, касающимися экологии, климатических изменений, реформы науки и образования, состояния минерально-сырьевой базы России.

Частное коллекционирование минералов и окаменелостей стало "модным" среди государственных чиновников во времена Петра I и Екатерины II. В усадьбах и дворцах аристократии наряду с картинными галереями устраивались минеральные кабинеты. Собирание коллекций считалось делом особой важности, близким к государственной службе. Некоторые из этих собраний, такие как коллекция графа Брюса, обладают ореолом таинственности, и следы их теряются во времени. Другие, не менее известные, ныне составляют основу собраний ведущих минералогических музеев России. Российский политик и государственный деятель Сергей Миронов коллекционирует минералы всю свою сознательную жизнь. Увлечение это овладело им задолго до начала политической карьеры.

Увлечение длиною в жизнь

Для Сергея Миронова коллекционирование минералов началось еще в детстве. Сначала это были просто "камни" с причудливыми окаменелостями древних моллюсков, которые он собирал в начале 60-х годов прошлого века на речке Поповка в пригороде Ленинграда. Но именно эти "камни" и определили во многом выбор будущей профессии. Первое высшее образование Сергей Михайлович получил в Ленинградском горном институте, славящемся в том числе своей минералогической коллекцией. После окончания института Сергей Миронов работал горным инженером-геофизиком, за плечами у него 18 полевых сезонов – в лесах, пустынях, горах. Из всех экспедиций он привозил уже добытые самостоятельно минералогические образцы, которые и составили основу будущей коллекции. Заметно пополнилась коллекция за годы работы Миронова в Монголии. "Многие найденные в те годы камни были раздарены, но до сих пор самые ценные для меня в коллекции те, которые я сам когда-то нашел. Камни – как живые. Особенно если за ними есть воспоминания, история. Вспоминаешь друзей, вспоминаешь место, где нашел тот или иной камень", – говорит Сергей Миронов. Коллекция и сейчас постоянно пополняется. На российских ярмарках, где торгуют минералами, все чаще встречаются уникальные экземпляры, интереснейшие образцы присылают ему друзья и коллеги, продолжающие работать в геологии. Да и сам Сергей Михайлович продолжает участвовать в экспедициях и даже их организовывать. В частности, в период с 2005 по 2010 год совместно с "Комсомольской правдой" им было организовано несколько экспедиций к загадочному Патомскому кратеру, расположенному на самом севере Иркутской области, на границе с Якутией. Кратер был обнаружен в 1949 году советским геологом Вадимом Колпаковым. Этот уникальный геологический объект представляет собой конусообразное кольцевое сооружение на склоне сопки, сложенное не магматическими породами, для которых такие образования типичны, а терригенно-карбонатными породами. Предполагаемая ранее метеоритная гипотеза происхождения кратера при этом не подтвердилась. Было установлено, что образование его связано с эндогенными процессами, главную роль в которых играло поступление глубинного потока газов.

"Для общей пользы"

В 2011 году произошло знаменательное событие – Сергей Миронов передал свою коллекцию в дар Государственному геологическому музею РАН им. В.И. Вернадского, председателем Попечительского совета которого он является. Именной зал "Коллекция минералов Сергея Миронова" сегодня – один из самых посещаемых разделов музея. Основу минералогического собрания Геологического музея РАН им. В.И. Вернадского составляют именно частные коллекции XVIII–XIX веков – графа А.К. Разумовского, графа Н.П. Румянцева, графа А.Ф. Келлера, князей Гагариных, купцов Прохоровых. Да и сам музей, вернее, его прародитель – Музей натуральной истории Московского университета, – появился в 1859 году, когда представители династии промышленников и благотворителей Демидовых пожертвовали университету "Минеральный кабинет" и "Кабинет натуральной истории", "для общей пользы", как тогда говорили. "Я очень хорошо знаю, люблю и ценю этот музей и рад, что смог возродить добрую традицию даров частных минералогических коллекций народу, государству. Мне приятно осознавать, что в залах замечательного музея моя коллекция минералов начала новую жизнь, стала доступной всем, кто интересуется чудесами, которые творит природа, – говорит Сергей Миронов. – Я рад поделиться красотой этих камней. Еще лучше, если это заставит кого-то заинтересоваться тем, что хранится сокрытым в недрах Земли, узнать что-то новое о минералах, а то и принять участие в поисках и сохранении таких прекрасных чудес природы".

Порядок из хаоса

Когда мы задали Сергею Миронову вопрос о том, какие образцы из коллекции он считает наиболее интересными, мы ожидали, что он начнет рассказывать об уникальных друзах драгоценных камней или о редких минералах, встречающихся в виде единичных находок. И те и другие присутствуют в его коллекции. Но для Сергея Михайловича "внутренняя жизнь", если хотите, "философия" камня, представляет больший интерес, чем внешний блеск. Поэтому он начал нам увлеченно рассказывать о кольцах Лизеганга в песчаниках – концентрических рыжевато-бурых структурах, возникающих в результате периодического осаждения каких-либо соединений. "Магические" кольца эти, описанные немецким химиком Р. Лизегангом в конце XIX века, не давали покоя многим мыслителям. Ученый, священник Павел Александрович Флоренский в 1934 году в письме другу писал: "...в частности мне удалось объяснить зональность структуро-образований, частным случаем которых служат кольца Лизеганга. Надеюсь в ближайшем будущем подвести под найденное объяснение аналитический фундамент...". Слова эти написаны в короткий период между двумя ссылками. В воспоминаниях Андрея Дмитриевича Сахарова есть строки о школьных годах, когда "...из физико-химических опытов меня больше всего занимали кольца Лизеганга (сказать по правде – до сих пор)". Сахарову принадлежит такое высказывание: "Похоже, кольца Лизеганга – это последняя попытка высших сил создать гармонию в неживом перед созданием гармонии в живом". В коллекции Сергея Миронова много прекрасных примеров этой природной самоорганизации вещества – песчаников с концентрическими структурами из пустыни Гоби. В Монголии Сергей Михайлович проработал 10 лет, и большинство образцов собрано им собственноручно во время геологических экспедиций. Позже он дважды организовывал туда экспедиции специально за образцами удивительных песчаников. Сейчас в планах – третья экспедиция. Настолько увлекают Сергея Миронова эти природные образования, наглядно демонстрирующие, как естественным образом из хаоса может возникать порядок. Еще один яркий пример природной самоорганизации вещества – кристаллы пирита. Трудно поверить, что эти идеальные по форме, гладкие, отполированные металлические кубы созданы природой без участия человека. В коллекции Миронова есть сросток из пяти кубических кристаллов пирита. В разных музеях мира хранятся сростки из трех, редко – четырех кристаллов, но пять – это настоящая минералогическая редкость! Этот образец пирита – из испанского месторождения Навахун. В этой связи Сергей Михайлович замечает: "Когда я увидел эти уникальные образцы пирита из Навахуна, я вспомнил, что Пикассо родился в Испании, вспомнил про его знаменитый кубический период. Он явно увидел это в природе!".

– Как вы видите будущее российской науки и образования?

– Нужно ли реформировать РАН, нужна ли прикладная наука? Начну с того, что то, что сегодня называют реформой РАН, это не реформа, это – уничтожение. Я категорический противник этой реформы. Дело в том, что в течение 300 лет Российская академия и вся наука складывались на принципах самоуправления и самоорганизации. У нас была лучшая система образования в мире, сегодня мы имеем самые худшие образцы и примеры. Я напрямую связываю это с введением Единого государственного экзамена. И реформа РАН вредна. Сегодня уже видно, что чиновники из ФАНО не могут управлять наукой. Я утверждал и утверждаю, что финансировать науку – государственная обязанность. Именно фундаментальную науку. Для прикладной науки найдется спонсор. Но при работе на фундаментальных направлениях никто никогда не может сказать, какое открытие "аукнется" открытием какой-то новой технологии, а может, и новая отрасль появится. Никто не знает даже, в какой сфере. Естественно, частный бизнес не будет в это вкладываться. Только государство. И здесь, когда нам говорят, что "вы нам дайте результат", это чиновничий подход. Я к этому очень негативно отношусь.

– На ваш взгляд, какие направления науки сейчас приоритетные, на какие из них надо делать ставку?

– Безусловно, все, что связано с космосом, и все, что связано с энергетикой. Мы все равно должны переходить к управляемому ядерному синтезу. За этим будущее. И, конечно, науки о Земле. Потому что, несмотря на то, что мы многое уже изучили, будь то геология, биология или гидрология, все равно там много чего непонятного. Вот и начинаются всякие аферы, как с потеплением климата...

– Даже термин такой возник – "климатгейт". Многие считают, что роль антропогенного фактора здесь сильно преувеличена...

– Не просто сильно, а осознанно, фальсифицированно преувеличена. Наша партия – член Социнтерна. В Социнтерне в 2006 году была создана комиссия по устойчивому развитию. Там было три направления. Одно из направлений называлось "Проблема потепления климата". Я просил тогда, чтобы комиссию назвали "Проблема изменения климата". У меня даже есть публичная лекция по проблемам изменения климата. В ней я рассказываю о циклах солнечной активности. Просто конец XX века совпал с максимумом... И я против ратификации Парижского соглашения.

– Есть ли в повестке дня вашей партии экологические вопросы, и какими вы видите пути решения этих вопросов?

– 23 апреля 2016 года мы провели первую часть съезда, на которой приняли новую программу. В нашей новой программе, как и в предыдущей, есть большой раздел "Экология". Мы считаем, что необходимо вводить экологическое страхование. Мы зафиксировали наше несогласие с господствующим сегодня принципом, когда загрязнитель, по сути дела, откупается, выплачивая определенную сумму. То есть любые компании, любые производства, где есть угроза загрязнения атмосферы, воды, почвы, должны платить страховые взносы. А если что-то случается, то должны быть жестокие штрафы, чтобы предприятиям было невыгодно не поставить фильтры на трубы, не строить очистные сооружения. А вот за счет денег, которые собираются в виде страховых экологических взносов, в случае любого техногенного ЧП или катастрофы будет производиться полная ликвидация последствий. То есть принцип – платят все, кто загрязняет – платит в сотни раз больше. А не так, как сейчас: просто платят маленькую сумму и откупаются. Это первое. И второе – конечно, нужно менять менталитет. В гражданском обществе все больше и больше проявляется понимание важности решения проблемы отходов, потому что от решения этой проблемы зависит будущее и наших детей, и планеты в целом. Поэтому самое пристальное внимание – проблеме экологии.

– Мы продолжаем себя традиционно называть сырьевой державой, хотя на сегодняшний день наша страна зависит от импорта многих редких и стратегически важных металлов, определяющих развитие новых технологий. Как бы вы могли охарактеризовать состояние минерально-сырьевой базы России в целом?

– То, что происходит в нашей геологии, меня абсолютно не устраивает. Я сторонник необходимости создания, вернее, воссоздания Министерства геологии. Доразведку по каким-то месторождениям частные компании сделают, начнут добычу. Но надо понимать, что степень геологической изученности у нас еще крайне низкая, даже двухсоттысячной съемкой не вся территория еще покрыта. А первичное изучение, металлогенические исследования может взять на себя только государство. Сейчас в основном в работу идут "слепые" (не выходящие на поверхность – Прим. ред.) месторождения. Возможности новых методов поисков и разведки, интерпретации результатов позволят по-новому оценить перспективы этих объектов. Там нужно пересматривать всю геофизику. Это тоже может сделать только государство. Конечно, оно должно это делать целенаправленно – вкладывать деньги, а потом только передавать бизнесу. Государство, конечно, должно финансировать первичные поиски, геологическую съемку, потому что речь идет о невозобновляемых ресурсах, и рано или поздно они будут заканчиваться. По каким-то видам минерального сырья у нас еще есть нетронутые месторождения. Почему нетронутые? Либо сильно удаленные, отсутствует транспортная инфраструктура, либо качество сырья низкое, либо не было в свое время технологии по извлечению. Эти все проблемы есть, и я настаиваю на том, что эти проблемы нужно решать на уровне государства и за счет бюджета. Если у нас 40–50% бюджета формируется за счет продажи минерального сырья, нужно же минерально-сырьевую базу поддерживать! Поэтому ситуация с минерально-сырьевым комплексом, на мой взгляд, неблагополучная. Потому что у нас сейчас "проедаются" месторождения, которые еще в Советском Союзе были открыты. А что дальше?