Пожалуй, в истории новой России не было закона, который бы обсуждали так остро, как печально известный 83-й ФЗ, названный в народе законом об образовании. Несмотря на негативное отношение общества, он вступил в силу с 1 января 2011 года с подготовительным периодом до 30 июня 2012 года.

Что показал минувший год? Прокомментировать проблему "СП" попросила заместителя руководителя фракции "СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ", члена комитета ГД по бюджету и налогам Оксану Дмитриеву.

"СП" – Закон об образовании приняли через два десятилетия после прихода либералов к власти. За это время проблемы российской школы обострились до предела. На ваш взгляд, каковы причины упадка общественного образования?

– На момент принятия 83-го ФЗ уже была отменена единая тарифная сетка. Что чрезвычайно вредно. Оплата труда в бюджетном учреждении должна строиться строго в соответствии с тарифной сеткой, с результатами аттестации, категориями... Рыночного подхода к оценке труда педагога быть просто не может.

В большинстве случаев дать профессиональную оценку педагогу могут только его коллеги. Как можно провести объективную оценку по результатам олимпиад?

Один – в специализированной школе в Москве или Петербурге, где возможен предварительный отбор и тестирование учеников. В результате изначально работает с одаренными детьми. А другой, возможно, более талантливый и добросовестный, преподает в провинции. Где обязан принимать всех. И как бы учитель там ни старался, в его классе просто может не оказаться ребят, потенциально способных стать победителями олимпиад. Как таких педагогов сравнивать по формальным показателям?

Второе. Реальность такова, что еще до 2012 года началось и расширение платных услуг в бюджетных учреждениях. Дело в том, что долгие годы наши школы находились в ситуации недофинансирования. Директорам и учителям приходилось вводить платные услуги для обеспечения школы необходимым оборудованием, расходными материалами и т. д. Уже тогда все это приводило к серьезному расслоению школ из-за разницы в консолидации финансовой помощи со стороны родителей в прямой или непрямой форме.

Получая такую помощь, один директор честно вкладывал полученные деньги в школу, помогал в различных формах учителям. А кто-то распределял финансы себе и своим близким. Стало больше злоупотреблений, поскольку на одного "святого" директора приходилось несколько не совсем кристально честных.

Потом у бюджета страны выросли финансовые возможности. Но вместо того, чтобы сократить объем платных услуг в школе, нас увели в обратном направлении. Был принят 83-й закон, согласно которому не только отменена тарифная сетка, но и ликвидированы сметы, отменена субсидиарная ответственность государства.

Более того, школы еще больше сориентировали на зарабатывание денег. Директора получили большую свободу в определении размера оплаты труда учителей. Как ранее ее получили ректоры вузов. К чему это привело в вузах, мы уже видим. Не секрет, что иногда ректор получает в 10-20 раз больше, чем выдающийся профессор в университете. Фактически зарплата ректоров очень часто ограничена только совестью и фантазией.

Точно так же, к сожалению, скоро будет в школе. И даже повышая оплату труда бюджетникам, мы теперь не узнаем, пошла ли она учителю, или стала бонусом замдиректору по экономике или АХЧ.

Вместе с этим 83-й ФЗ породил большое количество административной работы и бухгалтерской отчетности. Для того, чтобы ее вести, школа вынуждена тратить деньги не на педагогов, а на тех, кто занимается организационно-экономической работой.

"СП": – Понятно. Хотели сделать богаче учителей, а, как всегда, облагодетельствовали начальников. Нужна ли школам вообще хозяйственная самостоятельность? Из разговоров с педагогами следует, что в их коллективах слишком часто стали возникать межличностные конфликты, которые породил этот закон.

– Бюджетное учреждение должно оставаться бюджетным. То есть работать по смете, с минимумом платных услуг. Директор школы в пределах этой сметы может иметь некоторую свободу действий. Если он организовал платный кружок или секцию, получил небольшие дополнительные средства, то должен иметь право ими распорядиться. Но – под общественным контролем. Чтобы купить скрепки не по тендеру, а там, где выгоднее. Чтобы закупать детское питание в ближайшем совхозе и обеспечивать учеников свежими продуктами. А не заказывать по конкурсу концентраты с другого конца страны.

Но самое главное: ни в коем случае от платных услуг не должна зависеть зарплата педагогов! Она должна быть достаточной и выплачиваться в соответствии со штатным расписанием.

Отказ от тарифной сетки и категорий, надуманные положения "о бюджетировании, нацеленном на результат", с дутыми, запутанными и спорными критериями – это следствия 83-го закона.

Вспомните, как раньше было: присвоена учителю категория – есть надбавка. Не присвоена – нет. В бюджетной сфере много не придумаешь. Только табель о рангах. А новая система привела лишь к растлению коллективов и межличностным конфликтам. В педагогических коллективах, которые были монолитны, сообща пережили трудные времена, долгие периоды недофинансирования, теперь будет такой же антагонизм между директором и учителем, как уже есть между директором предприятия, собственником и наемным работником. А отразится это на наших детях.

"СП": Странно все это. Обычно реформируют то, что плохо работает. Но о советской школе такого уж точно не скажешь. Страна была самой читающей, наука стояла на передовых рубежах.

– Советская система образования была отнюдь не плохой. В последние годы существования СССР даже заработная плата в школах стала приближаться к средней. А у учителей с высокой категорией даже превышала среднюю по стране.

Были, конечно, проблемы с обеспечением достойного социально-имущественного статуса учителя. Это касалось жилья, льгот, оборудования классов и учебных кабинетов. Особенно в провинции. Была и дифференциация учебных заведений. Но в советское время – несравнимо меньше, чем сейчас.

Была отличная система спецшкол. Например, физико-математических, выпускники которых в дальнейшем поступали в лучшие вузы страны и становились ядром научно-технической интеллигенции.

"СП": Существовавшая в СССР тарифная система позволяла учителю быть независимым в суждениях, отстаивать собственную позицию и указывать на недостатки в образовательном процессе. То есть, тогда в школах уровень профессиональной свободы был выше. Теперь во главу угла ставится лояльность и даже откровенное подхалимство педагогов. Как в таких условиях воспитывать свободных граждан России?

– Необходимо было с самого начала (и я отстаивала такую позицию в Думе) дать учителю статус государственного служащего. На заре перестройки так и было. В 90-х годах была единая тарифная сетка и для чиновничества, и для так называемых бюджетников. А потом госслужащими остались только чиновники. Вместо того, чтобы учителям дать такой же статус, поступили наоборот. Учителя стали рассматривать как наемного работника в коммерческом предприятии.

Учитель – это, безусловно, государственный служащий. И статус этот дает независимость: ты служишь государству, а не директору. Получаешь оклад, тариф, категорию. И никто не может их изменить. Даже если тобой недоволен директор. Это позволяет высказывать свою точку зрения.

А теперь, после принятия 83-го ФЗ, учитель служит хозяину, которому государство передало на прокорм собственность в виде школы. При этом директор даже не предприниматель. У него нет предпринимательского риска. Нет рыночной конкуренции. Ее и быть не может: никто не откроет десять школ в одном месте, чтобы посмотреть, какая выживет. Частная лавочка – это полностью деформированное отношение и к образовательному процессу, и к государственной собственности.

"СП": – В чем еще риски, возникшие после вступления в силу закона об образовании?

– Применение рыночных критериев к нерыночным институтам неизбежно приведет к закрытию бюджетных учреждений. Прежде всего – малокомплектных школ. Кстати, такая судьба ждет и сельские больницы, и больницы в малых городах. Не смогут выжить многие учреждения культуры. В целом произойдет скукоживание социальной сети. Для сельской местности, где и так созданы анклавы бедности и теневой безработицы, это будет иметь губительные последствия. Социальная структура в таких районах ведь держалась и держится только на больницах, школах.

"СП": – Есть мнение, что и ЕГЭ себя не оправдало. Сейчас защита дипломных работ в некоторых вузах транслируется через интернет. Не являются ли разумной альтернативой ЕГЭ прозрачные вступительные экзамены в вузы? Их ведь тоже можно транслировать через веб-сайты приемных комиссий? Разве такая схема не исключит коррупционную составляющую при приеме студентов на учебу? В конце концов, в нескольких сотнях вузов легче организовать контроль, чем в тысячах школ.

– Я не думаю, что нужно что-то изобретать с видеотрансляциями. Мы все видели, что видеотрансляции с избирательных участков во время выборов не дали положительных результатов.

С другой стороны, ЕГЭ не может служить основой для приема в вузы. Только этого результата недостаточно для оценки уровня знаний абитуриента. Не может он быть и формой оценки школы, и формой оценки вуза. Например, стобалльников по русскому языку в 2012 году было почти 2 тысячи. А по математике – меньше ста. И средний балл тоже разный: по гуманитарным предметам он в целом выше, по физике-химии объективно ниже по всей стране.

Уровень коррупции среди тех, кто приходит с результатами ЕГЭ в экономические и гуманитарные вузы, выше. Потому что с купленными или "натасканными" результатами ЕГЭ по математике учиться на физическом или механико-математическом факультете студент просто не сможет. Да и не захочет, представляя себе объективно необходимый уровень знаний на этих специальностях.

Если вуз готов принимать абитуриентов по результатам ЕГЭ, можно для него сохранить эту форму тестирования. Если учебное учреждение предпочитает иметь свои вступительные испытания – надо дать им такую возможность.

В целом сфера образования гораздо меньше подвержена коррупции, чем что-либо иное у нас в России. При массовой коррупции в целом в стране, когда масштабы отдельных схем составляют значимые проценты от ВВП, думать, что при поступлении в вузы мы изобретем схему, делающую коррупцию невозможной, просто смешно. Когда вуз сам принимает абитуриента, у него есть объективная заинтересованность принять как можно более сильных студентов. Слабые выпускники – это удар по репутации, слабых придется все равно отчислять.

Конечно, каждое лето мы видим новые коррупционные скандалы в университетах и институтах. Но в целом у вузов нет никакого объективного интереса принимать слабых студентов. Тут большая доля саморегулирования.

Если МГИМО начнет принимать самых богатых, но самых глупых, то через несколько лет просто не будет такого бренда, как МГИМО. Функционирование всей системы образования (как высшего, так и среднего), а также имидж учебных учреждений, в конечном итоге, зависит от репутации учителя или преподавателя. И от того, как они понимают свой долг. Если ректор назначает себе заработную плату в 10 раз больше, чем ведущий профессор университета, то он уже не может требовать от коллектива святости. Тут хоть сто веб-камер размести – порядка не будет.