Заместитель председателя комитета Госдумы по международным делам, член фракции "СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ" Александр Романович размышляет о феномене венесуэльского лидера Уго Чавеса в авторской колонке на страницах интернет-журнала "Новая политика":

– Кончина венесуэльского лидера Уго Чавеса не только всколыхнула информационное поле, но и взволновала умы очень многих людей на всей планете, причем, самых разных – от крупных политиков до простых обывателей.

Вне всякого сомнения, Чавес был фигурой крупного калибра. Он вспыхнул яркой и самобытной звездой на небосклоне мировой политики. Его известность быстро вышла за национальные и континентальные рамки. Да, Чавес – неоднозначный деятель и неоднозначная личность. Но, опять же, даже эта его неоднозначность, простите за тавтологию, тоже неоднозначна...

Если говорить о чисто обывательской географической популярности венесуэльца, то она очень разнится. Чем дальше от самой Латинской Америки, тем больше видели в Чавесе экзотики и даже эксцентрики. Он воспринимался как некий атрибут былой революционности, в центре которой стояла прежняя Куба, с тогдашним Фиделем Кастро и, конечно же, Эрнестом Че Геварой, изображение которого до сих пор можно увидеть в самых разных концах света. Вот и красный десантный берет или алая толстовка Чавеса, его импозантный вид мачо, бешеная жестикуляция и завораживающая улыбка часто появлялись в фото – и телесюжетах во многих странах.

Совершенно другая картина в Латинской Америке – огромном ареале бедноты, со значительными слоями неимущих даже в таких относительно мощных и богатых странах, как Бразилия, Мексика, Аргентина и Чили. Здесь, помимо восторженно-плакатного, присутствует намного более глубокое и осознанное восприятие Чавеса. Ведь он чутко уловил суть чаяний простых небогатых тружеников. Он встал на защиту интересов простого люда Венесуэлы, принципиально изменил подход к использованию нефтяных доходов, направил значительную их долю на широкие социальные программы для бедняков. Это сделало его кумиром простых латиноамериканцев.

Без ложной скромности скажу, что неплохо знаю Латинскую Америку, много раз бывал там в разных странах, работал на Кубе. Я бы не стал вешать на Чавеса стандартные ярлыки популиста или социалиста. Объясню почему. Конечно, по чисто европейским критериям политика и риторика Чавеса выглядят популистскими. Но это заслуженный им популизм. Он – человек из народа, по происхождению индеец. Испытав на себе нищету, жесткость армейских казарм и даже тюремной камеры (за участие в военном мятеже он более трех лет провел в заключении), Чавес буквально ураганом ворвался в большую политику и достиг в ней очень многого.

Что касается социализма по Чавесу, то здесь все не так просто. Помнится, в 80-е годы, будучи прикомандированным к международному отделу ЦК КПСС, я занимался проблемой жестоких терактов против наших моряков и рыбаков в Перу, которые устраивались экстремисткой левацкой вооруженной группировкой "Сендеро луминосо" (в переводе с испанского – "светлый путь"). Они ставили "американский и советский империализм" на одну доску. Нашей тогдашней официальной пропаганде, исходя из идеологического противостояния с китайцами, очень хотелось "припаять" перуанцам тлетворное влияние маоизма и полпотовщины.

А на самом деле, после пристального изучения оказалось, что корни агрессивных леваков Перу (как и других подобных группировок в андских странах) проросли на почве фантастической разницы в доходах между бедными индейскими крестьянами с гор и городскими богачами, а также зажиточным средним классом в основном испанского происхождения. Так вот, "социализм" Чавеса напитался теми же соками, он берет свое начало именно из этого мало известного у нас, но очень значимого для Латинской Америки имущественно-этнического противостояния. Причем, разница в доходах несомненно имеет в этом дуэте доминирующее значение.

Вторая составляющая популярности Чавеса – антиамериканизм. Он сидит на генном уровне в каждом латиноамериканце. В одних странах он проявляется больше, в других меньше, но подспудно существует повсеместно. Здесь это не только неизменный элемент политической культуры, но и часть общественного сознания, некая неоспоримая данность. Причем, это не ненависть к самим американцам, а неприятие того, каким наглым образом правящая элита США на протяжении долгого времени удовлетворяла свои геополитические и экономические интересы на латиноамериканском континенте. Соединенные Штаты добивались своего давлением, шантажом, а то и прямым военным вмешательством. Но главное то, что они делали это с циничным пренебрежением к истории, культуре, интересам и даже суверенитету стран Латинской Америки.

Чавес как бы вобрал в себя весь потенциал этого антиамериканизма, стал его последовательным и бесстрашным выразителем. Именно последнее качество больше всего подкупало в Чавесе. Тут он никогда не юлил, не искал более мягких выражений и не скрывал своей позиции на любой высокой трибуне, в любой точке земного шара, включая и трибуну ООН. Далеко не случайно наиболее оголтелые "ястребы" в США, презрев приличия, уже в день кончины венесуэлького лидера не преминули, что называется, станцевать на его гробу... И это понятная реакция. И она, опять же, говорит в пользу Чавеса, в пользу его твердости и убежденности в своей правоте.

Я считаю феномен Чавеса в целом позитивным не только для национального и континентального социально-политического развития. Во многом это урок и для остального мира, урок правильного видения главного тренда современности. А тренд этот заключается в необходимости социальной ориентации национальных правительств и даже целых объединений стран.

Разве бездушные, чисто технические рецепты излечения объединенной Европы от кризиса не натолкнулись на массовый протест трудящегося народа, который не захотел спасать банковские амбиции за счет своего пустеющего кармана? И разве Обама от хорошей жизни пошел на риск и вынужден был принять трудные решения против земляков-толстосумов в пользу социальных программ для неимущих?

Думаю, не ошибусь, если скажу, что в нашей стране к Чавесу относились с симпатией. Особенно это верно для "советских россиян" среднего и старшего поколения, успевших почувствовать революционную ауру Латинской Америки, а может быть, даже присутствовавших на легендарном выступлении в Лужниках еще прежнего молодого и неудержимо зажигательного в речах Фиделя Кастро. Да и более молодые наши прагматики наладили сотрудничество с Венесуэлой, в том числе, в военной области, наверняка, не только на основе чисто экономической выгоды...