Отпечаток блокадной эпохи

Сколько жизней было сломано в блокадном Ленинграде, сколько семей разрушено! Мужчины погибали в боях с захватчиками, женщины, которые отдавали своим детям последние крошки хлеба, умирали на работе за станками от истощения. Судьба ленинградских мальчишек и девчонок еще более трагична: они оказались лишены детства, матерей, отцов, братьев, сестер, дома... Кажется, в этом калейдоскопе из горя, слез и страданий не найти просвета, но истории со счастливым концом все же случались.

Бомбежки, обстрелы, голод, пожары... Смерть всех близких, дни рядом с окоченевшим телом мамы. От последнего воспоминания о ней никак не избавиться – почерневшие руки, которые обглодали крысы... Бывало и такое.

С каждым днем в осажденном городе неуклонно росло количество сирот. Сотрудники специальных бригад регулярно обходили квартиры, проверяли, живы ли взрослые и в каком состоянии дети. К сожалению, нередко за дверью они находили лишь тела пап, мам, бабушек, дедушек. И тут же – совсем уже ослабленных, угасающих на глазах мальчиков и девочек.

Без посторонней помощи эти малыши и подростки были обречены на верную гибель, а потому ленинградцы в спешном порядке стали создавать блокадные детские дома. Только в декабре 1941 года их появилось 17. В марте 1942-го приютов, в которых нашли крышу над головой сироты, насчитывалось уже 98, плюс 32 в разных районах области.

***

Нине Ивановне Павловой в самую страшную, холодную, голодную зиму блокадного Ленинграда было всего три года. Ее семья жила в старинном доме XIX века на набережной Фонтанки. Скорее всего, в их квартиру тоже время от времени заглядывал кто-то из спецбригады. И именно этот человек однажды обнаружил осиротевших детей.

"Я совсем не помню родных, – вспоминала Нина Ивановна Павлова много десятилетий спустя. – Знаю, что фамилия по отцу у нас была Мелеткины, но меня в детдоме записали по девичьей фамилии мамы – Павлова. О своей семье я знаю лишь со слов соседки, пережившей блокаду. Она рассказала, что на набережной Фонтанки я жила вместе с двумя старшими братьями и сводной сестрой, которая погибла в ополчении. Отец умер от болезни в 1941 году, а в 1942-м от голода умерла мама".

На память о том времени у Нины Ивановны остался лишь черно-белый снимок самого дома. Здание непростое – с интересной историей. Когда-то в этой пятиэтажке жил командир крейсера "Варяг" контр-адмирал в отставке Всеволод Руднев. Семья Мелеткиных заселилась в одну из квартир в 1938 году, а суровой зимой первого года блокады дом практически опустел: часть жильцов ушла воевать с захватчиками, другая погибла из-за лишений. А маленькую Нину разлучили с братьями на долгие десятилетия – забрали в приют.

***

В то же время, когда продрогшая до костей маленькая Нина в одном из детских домов плакала из-за расставания с братьями, в другой приют привели двух девочек без имен. Это потом они стали Ларисой и Эльзой – назваными сестрами. Обе потеряли родителей, когда были еще совсем маленькими – привычная история для блокадного Ленинграда. В детский дом оголодавшие, трясущиеся от холода девочки попали без документов. Теперь уже никогда не узнать, какие имена любящие родители дали своим дочерям.

"Нам всем, детдомовцам, записали дату рождения 1 мая 1939 года. И Ларисе тоже, – со слезами на глазах рассказывала Эльза Ивановна. – Помню, что 4 апреля 1946 года восстанавливали год рождения. У многих до этого были фамилии Неизвестный, Неизвестная. Потом переименовали: Аркадьева Лариса Аркадьевна, Васильева Галина Васильевна. Сколько лет нам на самом деле, конечно, никто не знает, ведь мы поступили в детские дома вообще без документов. Ну, а что могли вспомнить двух-, трехлетние дети?!"

***

Во время оккупации взрослые старались сделать все возможное, чтобы хоть как-то скрасить жизнь маленьких блокадников и помочь им отвлечься от холода и голода. Несмотря на постоянные бомбежки и обстрелы, в школах по упрощенной схеме продолжались занятия: предметы сократили и сделали два учебных плана. Один на случай воздушной тревоги, если придется спускаться в бомбоубежище, второй – для редких моментов затишья. Уроки шли ровно столько, сколько могли выдержать школьники.

Дошкольникам воспитатели читали книжки, рассказывали сказки. Постоянно придумывали для них новые занятия и игры. Хотя с последним не особо получалось: бывало, что обессиленные дети с трудом двигались, какие тут игры? В комнатах, в которых жили дошколята, не часто можно было услышать привычный галдеж, смех и визг. Обычно здесь стояла мертвая тишина, которую время от времени нарушали звуки прилетов.

Эвакуация детей из Ленинграда началась почти сразу после вторжения немецкой армии на территорию СССР, а точнее – с июля 1941 года. Пока город не оказался в окружении врагов, детей вывозили недалеко – в соседние области, в пионерские лагеря. Люди до последнего верили, что война вот-вот закончится и все вернется на круги своя.

Но это был самообман, за который пришлось заплатить чудовищную цену. 18 июля 1941 года захватчики начали бомбить станцию Лычково. Как раз в тот злополучный момент на ней находилась одна из групп эвакуированных детей – десятки маленьких ленинградцев пришлось хоронить в общей могиле.

Многие из тех, кого вывезли за пределы города, были вынуждены вернуться обратно. И если в сентябре 1942-го жизнь в осажденном Ленинграде еще была терпимой, то с каждым днем, с каждым часом становилось все сложнее.

Массовый голод начался в ноябре. С 20 числа жителям города по карточкам начали выдавать самую низкую норму хлеба – 250 граммов по рабочей карточке и 125 по детской.

Ладога долго не хотела покрываться толстым слоем льда, который смог бы выдержать грузовик, и лишь 22 ноября по озеру прошла первая автоколонна к осажденному городу. С того же момента из города потянулись грузовики с детьми и женщинами – началась зимняя эвакуация.

Что такое Дорога жизни зимой? Это бесконечные вражеские бомбежки и коварный лед, готовый в любой момент разломиться под колесами машин. На спасительном берегу отощавших людей ждали вагоны с промерзшими стенами, еда и вода. Многие взрослые и дети, которые сумели выбраться из Ленинграда, умерли в пути: не смогли пережить последствий холода и голода. Кто-то стал жертвой инфекций.

Весной Ладога растаяла довольно быстро: уже в марте лед стал опасно тонким – машины с людьми начали проваливаться в полыньи намного чаще, чем в холодные месяцы.

Летом 1942 года эвакуация продолжилась. В июле группу сирот, среди которых оказалась и маленькая Нина Павлова, решили перевезти по Ладоге в Ярославскую область. Но и летом Дорога жизни для многих стала братской могилой – фашисты часто бомбили баржи с детьми. Рёв моторов, взрывы, крики – миг... и лишь белые панамки, плывущие по воде. Эту жуткую картину с содроганием вспоминают многие блокадники.

"Просто невероятное везение, что мне тогда удалось спастись", – делится Нина Ивановна.

***

Двух сестер – Эльзу и Ларису – тоже вывезли из умирающего города. И им повезло: их не разлучили, они выжили. Хотя было непросто.

Детей из блокадного Ленинграда в первую очередь отогрели и накормили, правда, не досыта. Еду давали понемногу, но часто. Именно такой подход был самым правильным. Постепенно уходило истощение, цвет кожи становился более здоровым, появились силы двигаться, бегать, играть. Мальчики и девочки избавились от дистрофии за несколько месяцев.

Хуже обстояло дело с душевным состоянием спасенных. Нередко оставшиеся без родителей малыши теряли интерес к жизни и тихо угасали буквально на глазах.

Сотрудникам детских домов приходилось придумывать разные методы и приемы, чтобы помочь подопечным преодолеть этот душевный слом, избавиться от тревожности. Вечерами перед сном каждый ребенок по просьбе воспитателя рассказывал о своих планах на завтрашний день. Потом получал пожелание спокойной ночи и обязательно или объятия, или просто ласковое поглаживание по голове. Кажется, действия слишком простые, но они на самом деле помогали – ребенок начинал чувствовать себя нужным, притуплялось ощущение одиночества.

Также в детских домах был четкий распорядок дня. Он давал детям ощущение спокойствия, надежности. К каждому ребенку искали индивидуальный подход. Например, если воспитанник быстро запоминал и прекрасно читал стихи, ему поручали проводить утреннюю зарядку с младшей группой. И тогда он чувствовал, что ему доверяют важное дело, его ценят.

Голод, который пришлось перенести мальчишкам и девчонкам, навсегда оставил глубочайшую рану в их сердцах. Бывало, что дети после обеда не могли расстаться с куском хлеба. Цеплялись за него, словно за соломинку. Тогда приходилось идти на хитрость – оставляли хлеб в отдельной тарелке, чтобы ребенок в любой момент мог заглянуть в шкаф и убедиться: его кусок на месте, никто не тронул.

Сиротам предлагали заняться лепкой или что-то нарисовать. Воспитатели, которым довелось работать с маленькими блокадниками, часто рассказывали, что первое время дети изображали исключительно оружие, самолеты и танки. Все было серое: никаких ярких цветов, кроме разве что красного – крови. Требовалось бесконечное терпение, чтобы постепенно, шаг за шагом, научить детей снова видеть красоту окружающего мира, радоваться ей.

И все же, несмотря на все усилия сотрудников детских домов, они не могли вернуть детям самого главного – родительскую любовь. Потому от рассказов о военном детстве Нины Ивановны предательски щиплет глаза. В ярославском детдоме трех-, четырехлетние мальчишки и девчонки зимой таскали хворост, чтобы отапливать комнаты, а летом работали в огородах и ухаживали за скотом. А ещё рядом была исправительная колония. Женщины-заключенные мастерили тряпичные куклы для сирот и оставляли поделки на дороге во время прогулок. Так они пытались передать малышам хоть каплю материнской заботы...

***

Ларисе и Эльзе тоже было нелегко в детском доме, однако душевное равновесие они восстановили в разы быстрее многих других: помогла сестринская любовь.

Обе снова научились радоваться жизни: играть, петь, танцевать. Запомнилось, как вместе исполняли танец "Льдинки". На память о том моменте у них остались две половинки черно-белой фотографии.

"Я увидела это фото у Ларисы и попросила оторвать мне половинку. Ведь тогда было очень мало снимков. Мои детские фотографии по пальцам можно пересчитать. А с этих танцев и началась моя самодеятельность. Всю жизнь я танцевала и пела в хоре", – рассказывала Эльза Ивановна.

Подружки вместе прошли несколько детских домов вплоть до 14-летнего возраста. Ларису на какое-то время удочеряли, но девочка не захотела жить в приемной семье и вернулась назад.

"Это вообще была частая история. Детей усыновляли, а они прибегали обратно. Тогда было не то, что сейчас: теперь боятся детских домов, а мы не боялись. Пусть и бедно жили, но как это было здорово, как хорошо!" – вспоминала Эльза Ивановна.

В последний раз Эльза видела Ларису в 1957 году. Подруги встретились случайно у крытого рынка. Они часто ходили друг к другу в гости. Девушки и подумать не могли, что судьба их разлучит так внезапно. Муж у Ларисы Аркадьевны был военным, видимо, их часть срочно перевели в другой город.

"На Ларисе в день нашей последней встречи была потрясающая креп-жоржетовая розовато-бежевая кофточка, на которой она сама вышила гладью фиалки. Такая мастерица была, а уж ласковая, как котенок", – с нежностью вспоминала о подруге Эльза.

Впрочем, и сама Эльза Ивановна была рукодельница. Всю жизнь шила себе платья, потрясающе вышивала. Пенсионерка с теплой грустью вспоминала детские годы, бережно хранила фотографии тех лет в альбомах. Ей было интересно узнать, как и чем живет давняя подруга. Но как же ее теперь найти? Сама ведь она после эвакуации переехала в Кузбасс.

***

После того как отгремело эхо чудовищной, разрушительной войны и затянулись физические и душевные раны, повзрослевшая Нина, спасенная из блокадного Ленинграда, на тот момент выпускница детского дома, решила найти своих братьев. Единственной зацепкой оказалось свидетельство о рождении, в котором был прописан ленинградский адрес.

"Конечно, я поехала туда. В нашей квартире давно жила другая семья, но меня узнала соседка! Правда, о судьбе моих братьев Владимира и Евгения она ничего рассказать не смогла..." – вспоминает блокадница.

Шли годы. Нина Павлова объездила весь СССР и кем только не работала – от фрезеровщицы до проводницы. Но сердце каждый раз звало на Камчатку, где женщина и нашла свой новый дом. Однако именно её старый дом – тот, что на набережной Фонтанки, – помог семье из блокадного Ленинграда снова объединиться.

Уже после войны один из пропавших братьев, Владимир, решил разыскать сестру и тоже пришел в родную ленинградскую пятиэтажку. Там его узнала та самая соседка, что пережила блокаду: "У тебя сестра Нина живая – приезжала недавно".

Много месяцев Владимир потратил, чтобы найти камчатский адрес сестры. День, когда она получила, пожалуй, главное письмо своей жизни, пенсионерка помнит до сих пор.

"У отправителя фамилия была Милеткин, почти как у отца, только одна буква не совпадала, – говорит Нина Ивановна. – Внутри конверта было трогательное письмо от брата и вот эта фотография нашего дома на Фонтанке. Тогда-то отпали последние сомнения – Володя и Женя действительно пережили войну".

С тех пор братья и сестра уже не теряли друг друга – годами переписывались, несколько раз встречались. А ведь эта история могла бы закончиться не так счастливо, если бы не старинный доходный дом в когда-то блокадном Ленинграде да фотография.

***

Двум названым сестрам – Эльзе и Ларисе – отыскать друг друга спустя годы разлуки тоже помогла фотография. А еще репортаж о блокадном Ленинграде, главной героиней которого стала Эльза Коронен. Она рассказала журналистам о своей подруге из детского дома, по которой сильно скучала, показала фотографии, в том числе ту половинку, вторая часть которой находилась у Ларисы.

Так случилось, что Лариса увидела этот телесюжет.

Между последней встречей и долгожданным звонком Эльзы Ивановны Коронен и Ларисы Аркадьевны Аркадьевой пролегла пропасть длиной в 60 лет разлуки и целое море выплаканных слез. В какой-то момент обе свыклись с тем, что самые дорогие люди в их жизни потеряны навсегда и безвозвратно: родители, возможные братья и сестры, бабушки и дедушки... И названая сестра, хоть и не родная по крови, но бесконечно любимая.

Новость о том, что потерянная подруга отыскалась, для обеих стала подарком свыше.

"Ох, Эльза, я уже и не верила, что когда-нибудь тебя найду", – со слезами на глазах говорила Лариса, вглядываясь через маленький экран телефона в черты лица подруги. Бесконечно родные, и даже время не смогло изменить их до неузнаваемости.

"Ты меня хоть узнала? – смеялась Эльза. – 60 лет прошло! Плакать не будешь?"

"Да уже всё выплакала за эту неделю. Каждый день плачу. Конечно, узнала, мне же фотографию показали", – отвечала Лариса.

"Я так долго тебя искала. А потом поняла, что бесполезно".

"Я несколько раз ездила в Ленинград. Сидела в архивах. Обнаружила только свое имя в списке эвакуированных детей".

Подруги рассказали друг другу, как жили все эти годы. Вспомнили детство. Поделились, как сложились судьбы их общих знакомых. Лариса поведала, что в 16 лет, когда получила свой первый в жизни документ – паспорт, решила закрыть для себя тему прошлого, замкнулась и прожила всю свою жизнь, никому не рассказывая, какая огромная и незаживающая рана осталась в её душе с тех трагических военных лет.

***

Сегодня уже нет в живых ни Эльзы Ивановны, ни Ларисы Аркадьевны – подруги ушли одна за другой. А Нина Павлова до сих пор живет в камчатском Елизово. Их судьбы и жизни такие бесконечно разные, но в то же время пронзительно похожие. Эти женщины могли сломаться, очерстветь душой, но они сохранили не только человеческое в себе, но и не потеряли главное – надежду на лучшее и веру в себя!